Памяти Бориса Стругацкого

Краснодар. 24 мая. - Кубань-шоу. Эксклюзив.

В апреле нынешнего года Борису Натановичу Стругацкому исполнилось бы 85 лет. Авторское видение произведений знаменитого семейного дуэта.

- Спасите! Помогите. Украли. Не то соколы, не то ястребы, не то совы с коршунами скрещенные. Унесли малютку мою ненаглядную. Доченьку родненькую. Семи лет от роду крошку не пощадили. Похитили, демоны окаянные. Обхитрили Варюшу. Подкараулили ангелочка несмышленого. В косы русые вцепились. Из речки лесной выдернули. Голенькую, по ветру холодному, по ливню яростному, да в чужие страны неслыханные утащили. Личико румяное жижей болотной измазали. Ручки тоненькие в цепи заковали, ладошки маленькие прутьями осиновыми колотят, крапивой кусачей пальчики хрустальные охаживают. Плачет девочка. Вопли страшные в небо бросает. Заголосили тут птахи невиданные: «Голос мне подари девичий. На шесть лет без малого. Поделись со мною песнею сладостной. А сама молчи и мучайся!». Умолкла Варенька, Захрипела отчаянно, а словечко наружу не вылезет, Видать, заклинанье дьявольское подействовало. На подмогу ринулся. Но силы неравными оказались. Исклевали меня до смерти. Еле выкарабкался. Подсобите, люди добрые, кровиночку единственную из плена выручить.

Зарыдал отец в отчаянии. На колени пал пред толпой огромною. Но, не внял народ просьбам истовым. Разошлись, а теперь по домам и углам шепчутся. Мол, извел горемыка ребеночка. Задушил бедняжку, потому и стаю бесовскую выдумал. Мечтают устроить судилище. Под пытками жуткими правду выудить. Слухи недобрые о страдальце по городу шествуют. Сплетники хитрые все стараются. Им бы злобу черную попотчевать, а славу добрую оземь, да вдребезги. Не дает покоя им сила благородная. Крохи последние поглощают с жадностью. Собрались ночью изверги мерзкие. Подкрались к дому Артемия нашего. Окна разбили. Подожгли жилище несчастного. Заблестело все искрами алыми. Языками огня неуемного. Геростраты хохочут и празднуют, воспевая пустое возмездие.

Не успели убить невиновного. Пустую избу спалили. Ведь Артемий уже на поиски двинулся. Впрочем, знать не знает, ведать не ведает, куда же гады крылатые дитятко уволокли. По чащам бескрайним бродит. Идет вперед – не сворачивает. Молитвы о спасении в голос распевает. Соловьи ему вторят сладким щебетом. Спит, где придется. Ест, что природа-матушка подарит: то грибы, то ягоды, то травы целебные. И вот, дошел до водоема чистейшего. Вода словно зеркало. Испил из ручья водицы, и вдруг эхо слышится кроткое: «Жива Варвара, дочь твоя украденная. Но только иссохла вся. Третий месяц в лютом голоде обитает. В пещере замуровали. Мерзнет, мается. Обнаженную на морозе бросили. Долгий путь тебе предстоит, о, великий мученик. К льдинам, к снегам отправиться надобно».

Задрожала земля внезапно. Трещинами покрылась. Дым пошел из отверстий нерукотворных. Появилось вдруг личико детское. Вышел из тумана мальчик

хроменький, а за ним сестрица его рыжеволосая. Младшему – шесть. Старшей – тринадцать. Из одежды на них лишь сажа да роса утренняя. Замер Артемий. Тушуется, что делать - и предположить боится. Затуманилось на миг сознание, словно сон вещий в явь обернулся. Улыбнулась красавица юная. Бессловесна, как рыба морская. Все глазами куда-то показывает. Взял мальчишка путника за руку. К сестре подвел, а та жестами… Рыдает и в ладоши хлопает, на горло свое показывает. «Немая», – смекнул путешественник. А мальчонка как заголосит. Звонко-звонко, как колокол: «Немая она. Да только не с рождения. Злые твари ее похитили. Сто годков назад из дома родного силой вырвали. И меня в придачу, хоть я не девочка. Правда, только потом об этом догадались. Им одни девицы красные требуются. Но не взрослые, а дети глупенькие. Им голос девичий силу дает магическую. Вот и Анечку на молчание обрекли. Второй век бродим по зарослям. Под землей от врагов скрываемся. И дочурка твоя к ним в лапы попалась. Не успеешь – вечным ребенком останется. Раздетой и в грязи испачканной по свету ей хаживать придется. В вечном изгнании обитать станет. Ни жива, ни мертва – разве что, звери какие к себе примут. До тринадцати лет в заточении, а потом заколдуют слуги сатанинские. Как чары снять - не ведаем. Кабы знали, уже давно бы состарились. Так что торопись, Артемий Всеволодович. Может, и нас выручишь. Спаси, воин доблестный. Не мила нам жизнь вечная. Утомились по миру блуждать без цели и помыслов.

Прижалась Аннушка к груди мужицкой. Дрожит прелестница хрупкая. Капли из очей синих вырываются. Одарила и шубой, и валенками, и рукавицами меховыми. Завершаются месяцы знойные, а в краях, где Варенька ныне, мерзлоты тысячелетние. Вздохнул Артемий. Обнял Анну Егоровну с удалью молодецкой и говорит ей шепотом ласковым: «Не волнуйся, девица добрая, коли сдюжу, о вас пред Господом-богом слово замолвлю. Ни мечей, ни копий не захватил я. Одними руками силу нечистую давить буду. Задавлю, не сомневайтесь. Не кручиньтесь, ребятки пригожие, буду биться за все человечество».

Тут исчезла парочка странная, а на их месте лошадь летучая очутилась. Фыркает. Копытом бьет и крыльями белоснежными машет. Взгромоздился на кобылу отец безутешный. Прошептал на ухо слова заветные, и взметнулись они в высь бескрайнюю. Не обманет боль зовущая. Не предаст сердце родительское. Звезды божественные дорогу верную укажут. Дело правое. Отступать некуда. Уничтожим супостата отвратного.

Приземлились в лесу заснеженном. Переоделся в одежу теплую. Замок в чаще с резными башнями увидел. Ни хозяев, ни вида людского. А дом-то чистенький, ухоженный. Хозяйская рука чувствуется. Отпустил Артемий Всеволодович попутчика летающего восвояси, а сам в жилище загадочное направился. Позвал обитателей невидимых. Молчание. Крикнул басом

добродушным. Вновь не откликнулись. Домина высоченный. Двести этажей. Пятьсот комнат. Бродит по ним, осматривается. Пот тяжелой ношей на тело ложится. Красота неземная! Роскошь несусветная. Всюду золото и серебро. Глаз не оторвать от драгоценностей изысканных. На стенах картины художников итальянских. Через анфилады статуи скульпторов греческих телами гипсовыми хвалятся. Зависть берет страшная. Уж не забыл ли Артемий о дочке своей маленькой?

Шаг за шагом на самый верх поднялся. Сумерки пугающие. Лишь свечи боязливые комнату озаряют. А в углу девочки малолетние на лик одинаковые. Чумазые. Безголосые. Волосы темные, цыганские. Взяли они гостя незваного под руки. Подвели того к зеркалу. Испугался Артемий Всеволодович: борода до живота. Виски сединой обложены. Шесть долгих лет вихрем промчалось. Сменилась картина на стекле гладком: Варвара Артемьевна к скале прикована. Птицы и звери ей пищу приносят. Исхудала малышка. Да и не малышка она больше. Вот-вот тринадцать лет стукнет. Спешить нужно, иначе погибнет создание невинное – в вечном рабстве прозябать заставят, ни в Рай, ни в Ад не отпустят. Затрясся в гневе батюшка Вареньки повзрослевшей. Кулаком в зеркало стучится. Стало затягивать Артемия в зазеркалье жуткое. «Доченька, моя славная! - выкрикнул он в беспамятстве. – Что же они с тобой сотворили? Как тебя домой вернуть да красоту прежнюю воротить?». Не ответила ему пленница. Разве что глазки ясные на него обратила. Метель лютая ей лицо обжигает. Пещеру, где узницу прятали, напрочь завалило – сквозь сугробы гигантские не проберешься. На свет божий красу целомудренную вытащили. Неужто казнь готовят ангелы падшие? Или какую другую каверзу планируют?

Напали на заступника детей малых. Накинулись стаей создания люциферовы. Тысячу убил герой с душой чистой – вторая налетела. Вторую уничтожил – третья на помощь властителю тьмы торопится. Сотни тысяч их! Небо черным полотном покрылось. Не сдается Артемий храбрый. Кулаками своими орудует. Но не беспредельна сила богатырская. Слабеет мужчина израненный. Совсем немного потерпеть осталось. Половину врагов истребил ударами грозными. Вырвал из земли дуб обледенелый, и давай им гадину нечистую лупить. Через день всего пятьдесят тварей осталось. Испугались гнева праведного, отступило войско мерзкое, да и предало своего императора. Тот, было, на бой с Артемием поднялся, но от страха сердце у черта трусливого разорвалось. Корчился, мучился, но не добил его Артемий Всеволодович. Не достоин дьявол смерти скоропостижной. Пускай от боли телесной верещит и проклинает гибель лютую.

И растаял тут снег. Льды от зноя плавиться начали. Радуга с солнцем в обнимку по небу зашагали. Аннушка с братцем из-под земли выбрались. Уже в образе мужа и женщины. Не хромает больше юноша на левую ноженьку. Прямо ходит с осанкою гордою. Сестренка тоже барышня статная, хоть и

роста малого. Следом цыганятки бойкие. Поют гимны радостные. Спасителя своего благодарят. Освободил доченьку свою Артемий. Разорвал оковы в бешенстве. И вдруг заговорила Варенька. Голосочек такой прелестный, нежный, ласковый, как у пташечки новорожденной. – «Батюшка, дорогой! Спасибо, предок мой бесстрашный!» Вторит ей и Анна Егоровна в унисон с братом и близнецами-малышками: «Благодарствуем, Артемий Всеволодович, воин-освободитель бескорыстный».

И отправились они к озеру волшебному, дабы помыться, и о проклятье злополучном и в страшном сне не помнить. Умылась Варя водой спасительной. Смотрит на гладь озерную. Не узнает себя, смущается. Красоты собственной будто стыдится. Аннушка добродушно хмурится, успокаивает девушку несозревшую, А Артемий бороду сбрил. Взглянула Анна на героя-победителя в восхищении, бросилась к нему с мольбами слезными: «Возьми меня в жены! Я тебя любить до гробовой доски обещаю!». Согласился мужчина сразу же.

Вернулись домой. Бывшие противники прощения просят. Посты державные предлагают, но Артемий семейное счастье выбрал. Обвенчались они с Анной Егоровной, а через год вторая дочка у Артемия Всеволодовича на свет появилась. Через три года и Варвару замуж выдали, за братца аннушкиного. У них шестеро родилось. Девочки – две. Мальчика – четыре. И малюток цыганских к себе взяли. Жили они все сто пятьдесят лет душа в душу, пока не умерли. До сей поры их потомки дожили.

Дмитрий Шутов, Павел Зайкин